– Но что же нам теперь делать? – умоляюще спросила Дахилис.

Старуха пожала плечами.

– А зачем что-то делать? Такое случается не впервые. Девять женщин на одного мужчину – это, конечно, освящено богами, но едва ли естественно. Однако Ис веками поддерживал этот обычай. Не все, заимствованное нами от предков-карфагенян, является благом. Но я думаю, Белисама понимает.

Ее взгляд устремился вдаль, и старая королева заговорила как будто сама с собой:

– Бедняжка Иннилис. И бедная Виндилис. Я была для нее плохой матерью. Моя Руна, будущая Виндилис, мало получала от меня тепла. Вы помните, от Вулфгара, которого я любила, у меня родилась Лирия. Да, Вулфгара я любила, а Лирия – вы не помните ее, вы слишком молоды – была очаровательным ребенком! А потом Гаэтулий убил Вулфгара и зачал во мне Руну. Вся моя любовь досталась дочери Вулфгара. А потом, в царствование Лугайда, на Лирию сошел знак, и она приняла имя Карилис и умерла в родах, и на ее дочь, Форсквилис, я перенесла любовь к ее матери…

Она встрепенулась.

– Довольно. Все это в прошлом, а сердцу не прикажешь. Выполняй свой долг королевы. А в остальном твоя жизнь принадлежит тебе.

– Но как скрыть это от Грациллония? – вздохнула Дахилис. – Знает он или нет, но ведь его это тоже касается. А он – король, о котором мы молили богов. Мы обязаны ему верностью.

– А разве он был нам верен? – резко спросила Квинипилис.

– А как же! Он такой… добрый. И мудрый, и сильный… – Дахилис покраснела. – Да, кое-чем он пренебрегает, но в том и моя вина, и Бодилис сказала, что говорила с ним, и он обещал…

– Все это хорошо, – прервала Квинипилис. – Пойми меня правильно. Он мне очень нравится. И я опасаюсь, что он потеряет благоволение Трех. Быть может, дорогая Иннилис, то, что происходит между тобой и Виндилис, – наказание ему, хоть и началось задолго до его появления. Хорошо, если Их недовольство ограничится этим.

– И я тоже боюсь, – наконец заговорила Иннилис. – Что, если боги разгневаются на него, как… и на прошлого короля? То, что Дахилис узнала… не Их ли это знак?

Квинипилис насторожилась, как старая собака, взявшая след.

– А? Что такое? Кажется, вы еще не все сказали?

– Не все, – призналась Дахилис. Запинаясь на каждом слове, она поведала о митраистском обряде над ручьем, посвященным Белисаме, и о том, что Грациллоний упорно отказывается раскаяться в содеянном. – Он заверил, что не причинил никому вреда, и он так умен и властен, что я… я заставила себя поверить ему… Но тут открылось про Иннилис и Виндилис – и я не спала всю ночь… Скажи, что делать!

– Хм-хм… – Квинипилис задумчиво погладила подбородок. – Мне это не нравится. Он уже оскорбил Лера, похоронив того солдата на мысу Ванис. И мне не верится, что Таранису по нраву его пренебрежение к остальным женам. Боги терпеливы, однако…

Она встала и заходила по комнате, сцепив руки за спиной. Видно было, что каждый шаг причиняет ей боль. Молодые женщины безмолвно следили за ней взглядами. Наконец старуха остановилась – ее высокая фигура заслонила собой окно, и в комнате заметно потемнело – и сказала:

– Он стоит того, чтобы бороться за его спасение. Он принес в Ис надежду. Хоэль и Вулфгар тоже были хорошие люди, но им недоставало его искусства в войне и политике, да и времена на их долю выпали поспокойнее. Если он не желает искупить свои грехи, мы, Девятеро, должны сделать это за него. Таков жребий женщины. Каким образом? Не знаю. В таких делах я невежда – во мне слишком много земного, слишком мало воздуха, огня и морской воды. Позвольте мне обратиться к Форсквилис. Она молода, но моей внучке открыто многое.

Дахилис и Иннилис вздрогнули.

– Без сомнения, это потребует времени, – продолжала Квинипилис. – Между тем постараемся уже сейчас успокоить богов. Прежде всего, Грациллоний должен найти время и зачать плод в тех галликенах, которые еще способны рожать. Если сам он не пойдет на это – придется нам сделать первый шаг.

Дахилис понурилась.

– Я старалась, – пробормотала она. – И Бодилис говорит, что упрекнула его, и после этого они… Я так обрадовалась. Но он все время говорит… говорит, что займется этим, когда… когда я отяжелею. Что я еще могу сделать?

Квинипилис хрипло хихикнула.

– Неужели старой карге доведется учить девчонок? Ответ у вас в крови, – она вздохнула. – Слишком вы горды, молодые. Скрываете обиду. А вы не думали, что он вас просто боится? Может, и сам того не знает. Внушил себе, что ему никто не нужен, кроме Дахилис. А в глубине души… он ведь сознает ваше могущество, и… каждый мужчина боится спасовать перед женщиной. Ему-то это не грозит ни с одной из вас – но верит ли он в это на самом деле?

Она положила узловатую руку на плечо Иннилис.

– Приди к нему, не бойся. Открой себя для радости. О, я помню…

– Я постараюсь, – тоненько и неуверенно прозвучало в ответ.

Квинипилис отстранилась и сверху вниз посмотрела на хрупкую болезненную фигурку. Целебное прикосновение, дарованное богиней, не могло помочь самой маленькой королеве.

Наконец Квинипилис покачала головой.

– Я забыла. Ты ведь едва не умерла, рожая дочь от Хоэля; и Одрис – болезненная девочка и не совсем в своем уме. Да, это причина, чтобы полюбить женщин, – она с видимым трудом нагнулась и обняла Сестру. – Не спеши, девочка. Наберись храбрости. Уступи черед другим. Дахилис поможет тебе. И не забывай, что существуют травы. Если боги не поразили нас за то, что ни одна не выносила плод Колконора, то, конечно, простят тебе желание сохранить здоровье, а может, даже и жизнь. Но когда ты почувствуешь, что готова, приди к нему. Не бойся полюбить.

Глава девятнадцатая

Праздник Середины Лета длился три дня. Часть времени была отведена обрядам. В канун солнцестояния по всей округе разжигали костры, люди танцевали, пели, предавались любви на полях, читали заговоры, прося благоденствия для семьи и дома, скота и урожая – как по всей Арморике, так и по всей Европе. Следующий день исанцы посвящали ритуалам в храмах Трех. По улицам проходили шествия, где все Великие Дома и гильдии старались блеснуть богатством и красотой, браво маршировали моряки, а в этом году их перещеголяли легионеры. По традиции ткачи подносили в дар Белисаме новое одеяние, лошадники приводили новую упряжку для колесницы Тараниса, а моряки выходили в море и приносили в жертву Леру пойманного тюленя – единственного тюленя, которого дозволялось убить в Исе. Случались и другие приношения богам – дела древние, тайные, темные.

Оставалось время и для светского празднества. Свадьбы, сыгранные на Середине Лета, по общему признанию, приносили счастье. В эти дни примирялись рассорившиеся родичи, устраивались грандиозные пиры, и старшие закрывали глаза на проказы молодежи. Короткая светлая ночь звенела песнями, музыкой и смехом. Над каждой дверью висели зеленые ветви. Люди прощали обиды, платили долги, одаривали бедняков. На сон не оставалось времени.

И еще в день солнцестояния собирался ежегодный Совет суффетов.

Как правило, событие это считалось рядовым и не привлекало внимания. Ис, под легким покрывалом Белисамы, не знал земных забот. Однако ничто не вечно.

Взойдя на помост, Грациллоний поднял Молот и произнес традиционное:

– Во имя Тараниса, мир. Да защитит он нас.

Поднялась Ланарвилис.

– Во имя Белисамы, мир. Да благословит она нас.

Итак, отметил Грациллоний, сегодня Девятеро доверили ей говорить от имени всех. Почему? Не потому ли, что она в дружбе с Сореном Картаги, главным противником всех его начинаний?

Встал Ханнон Балтизи.

– Во имя Лера, мир. Да минует нас его гнев.

Древко трезубца ударило в пол.

Грациллоний передал Молот Админию и с минуту стоял неподвижно, оглядывая лица собравшихся и встречая их напряженные взгляды. Тишина углублялась. Пора начинать, подумал он.

– Позвольте мне прежде всего поблагодарить вас за терпение и поддержку в эти трудные месяцы, – он улыбнулся. – Сегодня мы можем говорить по-исански.